
четверг, 28 февраля 2013
You owe me sleep. So much sleep.
Как удачно все сложилось, теперь я работаю +4 дня в неделю, мб еще что-то найду, что бы вообще дома не появляться. 

You owe me sleep. So much sleep.

У меня была похожая стрижка. А они так безумно похожи, даже невыносимо смотреть на это лицо.
You owe me sleep. So much sleep.
*Вытирая слезы тыльной стороной ладони..* Никогда, наверное так не плакала от сюжета...*тихо всхлипывая*.. никогда так не плакала с косметикой на лице, всю туш размазала...смешно, наверное, выглядит. Белье так грудь сдавливает, когда сидишь обняв колени руками, не продохнуть. Так страшно хочется в кого-нибудь упереться лбом, зарыться лицом в чью-то домашнюю футболку. Хочется надломленной стать, уязвимой, очень слабой и беззащитной. Что бы от этого движения чье-то дыхание остановилось, а сердце, наоборот, забилось часто-часто и что бы чьи-то глаза вдруг расширились, как от испуга. И ладони, такие большие-большие и теплые легли на плечи. Не сразу, а после долгого-долгого молчания. И голос такой тихий, дрожащей сказал: "Ну что ты, глупенькая, не плачь.. Закончилось-то все хорошо. Ну чего ты?". А я дерну головой так, что волосы разметает и слезинки капельками упадут на ткань одежды и засмеюсь.
А у самой и голос сел и голова болит, глупо наверное... И тогда кто-то прижмет меня к груди и упрется подбородком мне в голову так, что станет очень мало места и я спрячу руки между телами, что бы совсем ощутить себя защищенной и всю футболку измажу тушью и слезами.
Только лучше не надо, не стоит.
P.S. Нао, никогда тебе этого не забуду, весь вечер проплакала х'С

А у самой и голос сел и голова болит, глупо наверное... И тогда кто-то прижмет меня к груди и упрется подбородком мне в голову так, что станет очень мало места и я спрячу руки между телами, что бы совсем ощутить себя защищенной и всю футболку измажу тушью и слезами.
Только лучше не надо, не стоит.
P.S. Нао, никогда тебе этого не забуду, весь вечер проплакала х'С

среда, 27 февраля 2013
You owe me sleep. So much sleep.
вторник, 26 февраля 2013
You owe me sleep. So much sleep.
Объелась Я пельменями с томатным соком,...щука, сейчас умру.

*ноет*

*ноет*
You owe me sleep. So much sleep.
Весна для выживших. Из выцветших палат, из рукавов больничных коридоров мы тянемся за дозами тепла, слабее слов, прозрачнее стекла, мы покидаем сумрачные норы.
Идем к весне – в пижамах, босиком, с катетерами в венках подключичных, и ладанки на тонких шеях птичьих боготворят детей и стариков.
Весна для выживших. Хвала прошедшим тьму, дождавшимся весны, как откровенья. Мы друг за другом тянемся, как звенья.
Он соберет нас, наберись терпенья.
Идущий первым, улыбнись Ему.
К.Б.
Идем к весне – в пижамах, босиком, с катетерами в венках подключичных, и ладанки на тонких шеях птичьих боготворят детей и стариков.
Весна для выживших. Хвала прошедшим тьму, дождавшимся весны, как откровенья. Мы друг за другом тянемся, как звенья.
Он соберет нас, наберись терпенья.
Идущий первым, улыбнись Ему.
К.Б.
You owe me sleep. So much sleep.
Второй раз просыпаюсь в четыре с лишним утра. Долго лежу в кровати, смотрю в потолок. В том, что бы рано ложиться спать есть свои минусы.
Утром меня посещают идеи более резкие, светлые и хочется с кем-то поговорить. Все спят.
Я думаю, что засыпаю к семи, в это время уже начинают шуршать машинки под окнами. Нужно придумать, чем заниматься в такое время.
Утром меня посещают идеи более резкие, светлые и хочется с кем-то поговорить. Все спят.
Я думаю, что засыпаю к семи, в это время уже начинают шуршать машинки под окнами. Нужно придумать, чем заниматься в такое время.
понедельник, 25 февраля 2013
You owe me sleep. So much sleep.
Близнец воспримет идею слепить Снеговика с энтузиазмом. Тут же обзвонит всех знакомых с целью собрать веселую компанию для лепки Снеговика. Сам Близнец лепить Снеговика не будет, зато радостно выкатает в снегу всех участников, успевая одновременно рассказать по телефону всем отсутствующим знакомым, как они круто лепят Снеговика.
При этом Близнец не будет прилагать никаких усилий, наоборот будет постоянно мешать всем кто трудится над Снеговиком. На попытки привлечь Близнеца к самому процессу, Близнец с абсолютной уверенностью заявит, что не близнецовское это дело лепить. Хотя от того, что идея была именно его, Близнец ни за что не откажется. Ну а торжественно воткнуть морковку в Снеговика Близнец не разрешит никому, чем будет горд и доволен.
В итоге, и Близнец и вся компания останутся крайне довольными, а Близнец ещё и напишет либо стихотворение, либо просто в своем блоге: «Как правильно лепить Снеговика».
При этом Близнец не будет прилагать никаких усилий, наоборот будет постоянно мешать всем кто трудится над Снеговиком. На попытки привлечь Близнеца к самому процессу, Близнец с абсолютной уверенностью заявит, что не близнецовское это дело лепить. Хотя от того, что идея была именно его, Близнец ни за что не откажется. Ну а торжественно воткнуть морковку в Снеговика Близнец не разрешит никому, чем будет горд и доволен.
В итоге, и Близнец и вся компания останутся крайне довольными, а Близнец ещё и напишет либо стихотворение, либо просто в своем блоге: «Как правильно лепить Снеговика».
воскресенье, 24 февраля 2013
You owe me sleep. So much sleep.
Вчера случилась странная история. Где-то около 10-ти вечера в дверь позвонил брат. Оказалось, они с Олей чуть громче включили музыку и пришел сосед сверху. Сосед звонить в двери не стал, - выключил пробки и отключил Славику свет. Слава вышел в коридор, где получил кулаком в лицо. Видно не сильно, потому что даже следа не осталось. В итоге, у соседа разбита голова, его жена в панике.
Какому идиоту могло прийти в голову идти разбираться в детское время туда, где громко играет музыка? В День Защитника Отечества. А если бы у Славика была его старая компания? Парня бы увезли в лес и он бы еще остался должен всем. А если бы Славик был пьян? Сосед бы, наверное, уже не встал. Какие-то глупые и беспечные мужчины, - можно же нормально позвонить в двери и попросить не шуметь, зачем сразу лезть в драку?...
А бывают еще такие:

Какому идиоту могло прийти в голову идти разбираться в детское время туда, где громко играет музыка? В День Защитника Отечества. А если бы у Славика была его старая компания? Парня бы увезли в лес и он бы еще остался должен всем. А если бы Славик был пьян? Сосед бы, наверное, уже не встал. Какие-то глупые и беспечные мужчины, - можно же нормально позвонить в двери и попросить не шуметь, зачем сразу лезть в драку?...
А бывают еще такие:

You owe me sleep. So much sleep.
Лиличка!
Вместо письма
Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступлённый, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День ещё —
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссеча́сь.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Всё равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдёт,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролёт не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и су́етных дней взметённый карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
26 мая 1916, Петроград
Вместо письма
Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступлённый, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День ещё —
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссеча́сь.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Всё равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдёт,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролёт не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и су́етных дней взметённый карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
26 мая 1916, Петроград
пятница, 22 февраля 2013
You owe me sleep. So much sleep.
13.01.2011 в 16:15
Пишет Amerline:в тишине
URL записиОсталась дохлая частица живого.
Я как верный пес два года жду и кроме этой последней записи от тебя ничего не осталось.
Мне так жаль..
You owe me sleep. So much sleep.
Я такого тебя люблю:


You owe me sleep. So much sleep.
Жалей меня, ведь я прошедший день. Февральский день с плохими новостями, который «долгожданным» не назвали, но он тихонько постучался в дверь.
День, где снежит, где холод наяву, а лед в груди необычайно ломок и ходишь ты по лезвиям из кромок, что б только оставаться на плаву. Горят мосты, не греют, их огонь ты наблюдаешь из окна гостиной - она идет аллеей самой длинной, она идет, к другому на поклон. И рушит всё, что можно созидать, и гробит сон, что вам бы мог присниться. В таком платке похожая на жрицу, что неожиданно избрал Февраль.
Я день войны за счастье, за судьбу, изрытый завистью, тоской, непониманьем. И все-таки спасибо за старанья, боялась, что не кончится ему.
Жалей меня, ведь я прошедший день, я зимний день, где все могло случиться, но ничего не в силах повториться, как я не в силах постучаться в дверь.
День, где снежит, где холод наяву, а лед в груди необычайно ломок и ходишь ты по лезвиям из кромок, что б только оставаться на плаву. Горят мосты, не греют, их огонь ты наблюдаешь из окна гостиной - она идет аллеей самой длинной, она идет, к другому на поклон. И рушит всё, что можно созидать, и гробит сон, что вам бы мог присниться. В таком платке похожая на жрицу, что неожиданно избрал Февраль.
Я день войны за счастье, за судьбу, изрытый завистью, тоской, непониманьем. И все-таки спасибо за старанья, боялась, что не кончится ему.
Жалей меня, ведь я прошедший день, я зимний день, где все могло случиться, но ничего не в силах повториться, как я не в силах постучаться в дверь.
You owe me sleep. So much sleep.
Мне кажется, что мы переиграли. Я чувствую, что больше не смогу. Когда ты снишься мне, а я печалюсь – я знаю, что совсем не наяву. Когда ты пишешь - руки мне чужие. Я будто снова создаю слова. Порой мне сложно уследить за ними и в том беда.
Мне кажется, вначале я любила лишь голос, а впоследствии - тебя. Я благодарна Богу, наделил он душей меня, что б слышать, знать, предчувствовать и чаять, и нотки в твоем смехе различать. Наверное, он даже заставляет меня страдать.
Мне хочется, что б было как-то проще: «Привет», «Пока», и ничего меж тем. Но ты всегда давал мне много больше. Тепло взамен.
Представь, что я устала, надорвалась, пропала и ответить не смогла. Я знаю, что надолго б не остались мои слова. Возможно, день, ну, два. Пускай, неделя. В конце концов, ты сможешь позабыть. Печальна нежность без касанья тела, ведь так? Увы.
Мне часто хочется тебя услышать, и хочется о многом рассказать. Но честность в том, как мы подолгу пишем, а я ведь толком не умею лгать.
Ты так за многое мне говорил спасибо, что я забыла, стою ли того. Но в целом, я, наверное, достигла уж своего. Я стала гордая с тобой? Едва ли. Мне даже кажется – наоборот. Пусть за тебя меня бы оскорбляли, мне все равно. Мне смерть – ничто, и боль – ничто, я знаю. Нет страха равнодушия сильней. Но в этот раз прошу, не отвечай мне. Души не грей.
Я буду маяться, да остывать немного и больше к разговорам не вернусь. А я к себе придирчива и строго с собой держусь.
Мне страшно хочется в тебя уткнуться и долго да отчаянно ворчать. Но я прошу, любимый, ради Бога, не смей писать!

Мне кажется, вначале я любила лишь голос, а впоследствии - тебя. Я благодарна Богу, наделил он душей меня, что б слышать, знать, предчувствовать и чаять, и нотки в твоем смехе различать. Наверное, он даже заставляет меня страдать.
Мне хочется, что б было как-то проще: «Привет», «Пока», и ничего меж тем. Но ты всегда давал мне много больше. Тепло взамен.
Представь, что я устала, надорвалась, пропала и ответить не смогла. Я знаю, что надолго б не остались мои слова. Возможно, день, ну, два. Пускай, неделя. В конце концов, ты сможешь позабыть. Печальна нежность без касанья тела, ведь так? Увы.
Мне часто хочется тебя услышать, и хочется о многом рассказать. Но честность в том, как мы подолгу пишем, а я ведь толком не умею лгать.
Ты так за многое мне говорил спасибо, что я забыла, стою ли того. Но в целом, я, наверное, достигла уж своего. Я стала гордая с тобой? Едва ли. Мне даже кажется – наоборот. Пусть за тебя меня бы оскорбляли, мне все равно. Мне смерть – ничто, и боль – ничто, я знаю. Нет страха равнодушия сильней. Но в этот раз прошу, не отвечай мне. Души не грей.
Я буду маяться, да остывать немного и больше к разговорам не вернусь. А я к себе придирчива и строго с собой держусь.
Мне страшно хочется в тебя уткнуться и долго да отчаянно ворчать. Но я прошу, любимый, ради Бога, не смей писать!

You owe me sleep. So much sleep.
В комнате тишина, звук глотает ткань. Комната вся в коврах, оттого тепла. Хочется взять свечу, да и сжечь дотла. Только б не расплескать своего огня. Только б не занялось еще что-то вне, факелом вспыхнет дом и окрасит ночь. Я замираю, жду, я умру в костре, поздно сюда бежать и никак помочь.
You owe me sleep. So much sleep.
Разбавь ее вином, в ее крови уже не столько сахара, как было. И многое она давно забыла, и сам ты остаешься позади.
Мне кажется, что вы перестрадали. Я даже думаю, что вы превозмогли. И пусть не воплотили, что мечтали, но строили совместно вы мечты. Вы были всем друг другу, были целым, но порознь каждый день встречает вас. В ее душе любовь не догорела, но стоит ли оставить про запас? И так истлеет нежность, так остынет, что в голосе однажды прозвучит за обращением к Тебе чужое имя. Какой-нибудь Иван или Максим. И Ты не будешь знать, куда деваться, как для других посмешищем не стать… И будет мир глумиться, тыкать пальцем и укорять.
Разбавь ее вином пока не поздно, пока она почувствует уход. А позже будет все не так серьезно.
Наоборот.
Мне кажется, что вы перестрадали. Я даже думаю, что вы превозмогли. И пусть не воплотили, что мечтали, но строили совместно вы мечты. Вы были всем друг другу, были целым, но порознь каждый день встречает вас. В ее душе любовь не догорела, но стоит ли оставить про запас? И так истлеет нежность, так остынет, что в голосе однажды прозвучит за обращением к Тебе чужое имя. Какой-нибудь Иван или Максим. И Ты не будешь знать, куда деваться, как для других посмешищем не стать… И будет мир глумиться, тыкать пальцем и укорять.
Разбавь ее вином пока не поздно, пока она почувствует уход. А позже будет все не так серьезно.
Наоборот.
You owe me sleep. So much sleep.
Гордая стала? Едва ли. Буду мишенью для стрел, что бы, когда вынимали, Ты на меня посмотрел. Что бы, чем глубже ты ранил - след оставался видней. Шрамы мои заживали и оставались на мне.
Долгим, между лопаток, взглядом Твоим сквозь прицел, - ставь меня к стенке и дальше, делай все, что хотел.
Кровью на лацкане буду, алым пятном на груди. Поднята пыль сапогами, - прямо по сердцу иди.
Дай мне отчаяньем вырвать Твой чуть надломленный смех. Что бы ни стала я делать, - каждая мысль это грех. Сотни смертей я объемлю, казни любые приму, лишь бы Ты словом и делом… лишь бы хотел лишь одну.
Самое страшное бремя - знать, что другие в чести… Кто-то другой в это время кровью стал на груди…
Долгим, между лопаток, взглядом Твоим сквозь прицел, - ставь меня к стенке и дальше, делай все, что хотел.
Кровью на лацкане буду, алым пятном на груди. Поднята пыль сапогами, - прямо по сердцу иди.
Дай мне отчаяньем вырвать Твой чуть надломленный смех. Что бы ни стала я делать, - каждая мысль это грех. Сотни смертей я объемлю, казни любые приму, лишь бы Ты словом и делом… лишь бы хотел лишь одну.
Самое страшное бремя - знать, что другие в чести… Кто-то другой в это время кровью стал на груди…
You owe me sleep. So much sleep.
Бывает что-то кроме снега? Замечали, как снег кружит обрывки Февраля? Заходит солнце в восемь, - посчитали. Конец зимы не трогает меня. Переросла я все ее приметы, я знаю все, что год дает взамен. Мне кажется, мы так и повстречались, когда все говорили о весне.
четверг, 21 февраля 2013
You owe me sleep. So much sleep.
Иногда Я готовлю ужин и зависаю над рецептом на пару секунд, думая, что было бы если?..
Если бы Ты проснулся утром не отдохнувший и как будто оглушенный от того, что очень поздно лег, а я зову Тебя с кухни и пахнет вокруг черным кофе, корицей и яблочной шарлоткой. Сосед надрывает пианино, думая, что он умеет играть. Будильник снова забыли включить и он не звонил.
Если бы Ты не вспомнил, что вчера снял с меня серьги и сам положил их на пол, - «вдруг потеряются», а вставая, не заметил и наступил. Как бы Ты после оправдывался, что уничтожил их и был бы сурово наказан.
Если бы день начинался так неудачно, что хотелось бы выть и браниться, но, зная, что я рядом, замолкал бы в бессильной злобе и сжимал кулаки покрепче.
Если бы каждая неприятность и каждая досадная случайность была бы разделена мною надвое, решена и развеяна будто бы ее и не было.
Представляешь, если бы Ты смотрел в окно, а там снег ковром и Я иду легко одета, прячу руки в карманах и дрожу; и бежал бы скорее на кухню ставить чайник, зная, что вот, Я приду, и Тебе придется греть мои озябшие ладошки в своих.
Если бы Город вдруг стал больше и совершенно чужим, а выходя на улицу, Ты бы случайно оглядывался и смеялся над тем, как неуклюже я борюсь с огромной входной дверью.
Как бы Ты уставал напоминать мне о ключах, дверных замках, открытых окнах и других мелочах, зная, что когда Я смотрю на Тебя, все они разом вылетают у меня из головы.
И как бы Ты сердился, если бы я забывала позвонить, засидевшись в парке с фотоаппаратом «потому что погода чудная и срочно нужно сделать снимки 25-ти котов-бродяжек и одной хромой собаки».
И если бы Ты убегал от меня прочь, как бы ловил себя вдруг на мысли, что каждая маленькая вещь в Твоем кармане пахнет моими духами и что это Я тебе утром застегивала пуговицы рубашки.
Порвалась бы шестая струна на моей гитаре, и Ты бы, скрепя сердце, достал новую, а я бы не давала выбросить ту, потому что, вот это «на память». И было бы сотню разных вещей на память, простых и сложных.
Что было бы, если Ты и больше никого в целом мире, кроме Тебя? А весна бы прогнала тоску, да Город будто выпрямился, сбрасывая с себя снег. Вечерами бы пахло мятным чаем и миндальным печеньем, ветер бы играл занавесками на окне. Сквозняком бы распахнуло дверь и…
Впрочем, иногда Я думаю о разных странных вещах, которых никогда не могло бы случиться.
Если бы Ты проснулся утром не отдохнувший и как будто оглушенный от того, что очень поздно лег, а я зову Тебя с кухни и пахнет вокруг черным кофе, корицей и яблочной шарлоткой. Сосед надрывает пианино, думая, что он умеет играть. Будильник снова забыли включить и он не звонил.
Если бы Ты не вспомнил, что вчера снял с меня серьги и сам положил их на пол, - «вдруг потеряются», а вставая, не заметил и наступил. Как бы Ты после оправдывался, что уничтожил их и был бы сурово наказан.
Если бы день начинался так неудачно, что хотелось бы выть и браниться, но, зная, что я рядом, замолкал бы в бессильной злобе и сжимал кулаки покрепче.
Если бы каждая неприятность и каждая досадная случайность была бы разделена мною надвое, решена и развеяна будто бы ее и не было.
Представляешь, если бы Ты смотрел в окно, а там снег ковром и Я иду легко одета, прячу руки в карманах и дрожу; и бежал бы скорее на кухню ставить чайник, зная, что вот, Я приду, и Тебе придется греть мои озябшие ладошки в своих.
Если бы Город вдруг стал больше и совершенно чужим, а выходя на улицу, Ты бы случайно оглядывался и смеялся над тем, как неуклюже я борюсь с огромной входной дверью.
Как бы Ты уставал напоминать мне о ключах, дверных замках, открытых окнах и других мелочах, зная, что когда Я смотрю на Тебя, все они разом вылетают у меня из головы.
И как бы Ты сердился, если бы я забывала позвонить, засидевшись в парке с фотоаппаратом «потому что погода чудная и срочно нужно сделать снимки 25-ти котов-бродяжек и одной хромой собаки».
И если бы Ты убегал от меня прочь, как бы ловил себя вдруг на мысли, что каждая маленькая вещь в Твоем кармане пахнет моими духами и что это Я тебе утром застегивала пуговицы рубашки.
Порвалась бы шестая струна на моей гитаре, и Ты бы, скрепя сердце, достал новую, а я бы не давала выбросить ту, потому что, вот это «на память». И было бы сотню разных вещей на память, простых и сложных.
Что было бы, если Ты и больше никого в целом мире, кроме Тебя? А весна бы прогнала тоску, да Город будто выпрямился, сбрасывая с себя снег. Вечерами бы пахло мятным чаем и миндальным печеньем, ветер бы играл занавесками на окне. Сквозняком бы распахнуло дверь и…
Впрочем, иногда Я думаю о разных странных вещах, которых никогда не могло бы случиться.