Он охотно простил бы ей казни детей невинных, богохульство, отчаянность жестов и смрад утех. Он давно был немолод, и вряд ли был так наивен, что прощенье подарит на миг хоть еще успех. Но он чаял в душе, что она приползет нагая после пыток, мучений, всего, что на доле ей, и он будет жалеть ее, слезы платком стирая. И он будет любить ее так, что и мыслить грех.
Он сорвет с нее кожу, не чая найти в ней сердце, но вложив в нее пепел, он снова сошьет куски. Все ж она холодна, все ж без сердца никак согреться…
Он сожжет ее тело, он сам разожжет угли.
В этой страсти преступной сам дьявол ему свидетель, и ничто не остудит рассудка больного пыл…
Он простил бы ей все, но не стал бы о ней молиться…
Ведь известно, что в Женщину Бог не вложил души.