01.12.2008 в 22:44

На секунду соприкоснулись steel-ы, как если бы кожа могла проводить электрический ток. Я бы почувствовала разряд.
Или, хотя бы искру. Вместо этого, я ощутила легкое касание.
Он развернулся на пятках, задевая мои ботинки своими черными и большими. И стал отдалятся, идя по тонкой линии темных плиток, проложенной между серыми прямоугольниками каменного пола.
Словно болванчик по пружинке.
Как игрушечный жонглер на ниточке.
Я смотрела ему в спину. Если бы мог взгляд проходить навылет...
Все тот же знакомый красный шарф поверх белой куртки. Старые синие джинсы. Высокие steel-ы в 20 дырок, не сравнятся с моими бордовыми крохами. Кожаная сумка через плече с большим металлическим карабином, стучащим при ходьбе не хуже моих погремушек.
Не хватало красной шапки и огромных техников. Наушники было жаль.
Он остановился у дальней стены, повернулся на пятках и стал так же медленно приближаться ко мне, не отнимая телефон от уха.
С каждым шагом все ближе и дальше раздвигались стены.
Мой взгляд уперся в пол.
Канатоходец легко коснулся моих ботинок своими и стал отдалятся, проделывая тот же маршрут. От меня к стене, от стены ко мне и назад.
Раз пять-шесть, я не считала.
В вестибюле было темно и пусто. Из кафетерия доносились голоса. Я различала Ленын и Никитин. Говорили на английском.
Мы с ним играли в гляделки: выигрывает тот, кто меньше всего будет замечать противника.
Он разгромил меня в пух и прах.
Я здорово ощущала себя стеной. Картинкой, лежащей в кожаном черном кресле посреди пустого вестибюля.
Дойдя до стены он остановился. Замер. Но думал не долго.
Он ушел, не оглядываясь.
Пропал за колоннами. Словно его и не было.
Я поднялась, прошла с десяток шагов, открыла дверь в туалет и в кабинку, заперлась на щеколду.
Я сложила ладони на двери, и уперлась в них лбом, глядя в пол.
Кто-то забыл закрутить кран.
Свет мигал, дрожал и через секунду - погас.

- Кать? Ты тут?...
Лена нашла меня наклонившейся над умывальником.
- Ты что, плачешь?
- Нет.
Я умылась еще раз, вытерла салфеткой размазанную косметику, едва различая себя в темном зеркале.
- Идем домой?
- Идем.

Никита вынул из пачки сигарет Winston одну. Губами.
И потянулся за зажигалкой.
Я поправила мех на воротнике. Подумала... И надела капюшон.
Асфальт блестел в лужах фонарного света.
Никита курил с чувством. Красивый мальчик. Вова говорит - он хороший, только маленький.
Для Лены возраст в самый раз, но она тощих таких не любит.
Ей нужен высокий и сильный. С таким широким корпусом, что бы спрятаться. С пузиком.. Лене нужен Байкер.
Я машу Никите рукой, прощаясь на расстоянии. На правах одногруппницы Лена может поцеловать его в щеку. Я с Темой/Владом/Артуром так не делаю. Непривычны мы.
Мы, как мальчишки, прощаемся серьезно. Лупим друг друга, издеваемся.

Мальчик у перехода спрашивает у меня дорогу.
Я говорю ему:
- Спасибо.
Не понял.
Спасибо, что отвлек от мыслей.
Я зову Лену в МсDonald's: мороженное и мак пай.
Мы говорим. Я смеюсь и кривляюсь, поднимая ей настроение. У нее есть Таня, я, и кусок Вовы. Тот, что поумнее.
Ей Веселый Винь сейчас нужнее чем мне.
В голове вертится Канатоходец. Стены, стены, ботинки. Плиты. Красный шарф. Мятный чай. Печенье с миндалем. Шут-марионетка. Розовая свинка. Новые боккены. Аватар. Двоичный код моей квартиры. Тёма, подсевший ко мне на паре и сунувший в ухо наушник, со словами - "мне твой друг записал Sum 41". Бледный и болезненный. Лена говорит, жаловался - "потерял все, что имел". А потом ходил от меня к стене. От стены ко мне. Сиамские коты. Маки на стене. Монитор на стуле. "Ночь в музее" "12", последний презерватив в коробке, паспорт на полке. В поисках истины. Карта магии. Трубочки с начинкой. Рваная цепочка с кулоном "анархия". Хроники Сиалы. Восемнадцатый этаж. Сигарета Parliament. Смс на новый год. Вечномои наушники. Дверь на защелке. Шнурки бесконечны. Перчатки с обрезанными пальцами. Расстегнутая рубашка на родительской кровати. Большой вазон. Мелочь в кармане. Роза для Насти на метро Нивки. Кованный меч. Противогазы. Талоны на память. Кольца на столешнице. Суши на мольберте. "Я написала о тебе стих." "Я же Муза".
Последняя печенька, поделенная поровну под Lonely Day.
И, конечно, осень, оставшаяся мне одной.

- Кать...
Я сминаю чек.
- Мне больше не нужен Байкер.
- Теперь это Кольт?
- Наверное...
Я улыбаюсь во всю ширь.
Кольт - обычный мальчик Денис.
- Ну, оно и к лучшему.
- А ты?
- А я.
Прощаюсь, надеваю капюшон и долго иду домой вдоль дороги.

Дома: Родители, оливье в большой миске, черная жилетка, красные брюки.

Последняя печенька мне одной.