You owe me sleep. So much sleep.
(продолжение)

Разумеется, в прошлой жизни она была вещью. Стоит только прислушаться к излюбленным словам: «я не люблю темноту и тишину».. (Я тут же представляю ее лежащей на полке в моём книжном шкафу. Еще не прочитанной, но уже начатой книгой.)
И сколько таких же томов пылится там без внимания? Кто знает…
В свои лучшие времена девочка хотела, умела и могла быть красивой. Но, с возрастом черты лица всё больше и больше напоминали мамины.
Я видел ее мать всего однажды. Не дурнушка, но и не красавица. Тоже верила в свои чудеса и на смертном одре взывала к справедливости… В ее жизни было слишком много фонарных столбов, я думаю.
Раз уж речь зашла о матерях, то и мне досталось много от родной. Хлесткие пощечины, обвинения, постоянный крик и беспорядок. Хуже того, родная почти убила меня однажды..
Спустя полгода с того памятного дня я был торжественно принят в детский дом.

Если бы не моя возлюбленная… не воспитатель, может, я и сейчас бы был там.

Был декабрь. В столовой продавали горячее и журналы. Многие из них во всю трубили о приближающемся новом годе.
Меня раздражали пёстрые таблоиды. Иногда я читал газеты. Но, чаще брался за книги…
В тот вечер она впервые столкнула меня с намеченной колеи. И теперь мне кажется, это почти сразу вошло в её привычки.
В ней ничего особого. В два раза старше меня.
Это всё. Больше я ничего не запомнил.
Сильно болела голова и ломило суставы. Я был простужен и одинок.
Лампы дневного света в отличии от обычных, не оставляют на полу лужи желтого света. 28 маленьких шагов от столовой к выходу из здания. Еще столько же до забора. Я успел сосчитать пока она крепко сжимала моё плече.
Всю зиму мне твердили, что я должен любить. Я любил ее так, как мог. Как умел мужчина любить красивую, добрую, умную женщину. Более опытную. Женщину, которая могла бы быть его матерью.
И каждый раз получалось лучше, чем предыдущий.
Иногда она говорила, что я недостаточно нежен. Что ласкаю ее не там или не так, как она хочет. Как ей бы понравилось. Тогда я мысленно сдувал с нее пылинки и клал обратно на полку – пропадал на весь день. Я бил фонари. Я гасил витрины. Я ненавидел пустоту, которую она мне несла.

Если ты когда-нибудь пробовал пересчитать все свои мысли, ты меня поймешь.
Иногда они оставляют огарок мозга, или выжигают всё нутро. Без остатка.
Так случалось, когда она заводила со мной разговоры «о жизни».
В духовке что-то шипело, и протекал кран. Дын..Дын.. о жестяную мойку. Свистел ветер сквозь неплотно закрытое окно. И замечал морщины на ее лице. Она стала похожей на мою родную. На мать.
Иногда я улавливаю краешек преступной мысли: «Боже, я не могу больше терпеть ее руки на своем теле. И этот невыносимый запах духов.»
Еще реже я ощущаю желание взяться за нож. Пускай она замолчит… эта пустота расширяется во мне, грозясь разорвать в клочья, будто я проглотил гранату.. Почему я не проглотил гранату?
Ох.. Лучше бы я умер.