1.

Все маленькие девочки умеют прыгать в резинку. Кроме тех, конечно, которые не умеют, но я уверенна, что не будь они такими ленивыми – давно научились бы.
Эта девочка тоже когда-то умела. И не просто умела! У нее был прирожденный талант, настоящий дар к прыганью в резинку, как бывает у мальчиков дар к стрельбе из рогатки! В достижении совершенства ей помогла родная бабушка. Мы уже верно заметили – все девочки умеют прыгать в резинку, тогда как все бабушки носят те самые знаменитые панталоны, из которых можно благополучно тянуть те самые знаменитые резинки для прыганья!
Бабушку Аглаю совсем не радовала страсть ее внучки Луи к такого рода забавам. Но, нужно отдать ей должное, находя в комоде расчлененные и исполосованные свои панталоны, она никогда не сердилась. Вместо этого - часто удивлялась несдержанному характеру девочки.
«Настоящая парижанка растет», - любила повторять бабушка Аглая, глядя, как самоотверженно скачет ее внучка.
То было прекрасное и беззаботное время.
Так кстати нахлынули воспоминания…
Теперь Луиза стояла в центре маленькой квартиры в старой части улицы Сены. Смотрела кругом и не могла поверить, что бабушки нет больше… Та дожила до седых волос и вырастила троих внуков. Двое из которых успели обзавестись семьями, одна Луи по прежнему одинока. А ведь скоро ей исполниться 33 года.
Что значит возраст для парижанки? К 30-ти годам появляется тот настоящий, неподдельный французский шарм. Узор из линей судеб на ладони всё больше и чаще пестрит потрясающими воображение романами. В одежде по-прежнему преобладает черный, но как красива она и стройна в алом! Как свежа в атласном платье цвета морской волны…
Луиза устало опустилась в кресло – единственный предмет мебели в квартире, от которого не смогла отказаться – и потянулась рукой к карману жилетки, где без труда нашла начатую пачку сигарет. За все короткие два часа бодрствования она скурила уже четыре штуки, а ведь давала же себе обещание – не больше полу пачки в день! Решительно, нужно было выбираться из комнаты бабушки Аглаи, что бы пройтись и отвлечься. Атмосфера воспоминаний, как оказалось, действовала в первую очередь на страсть к никотину. Так, чего доброго, можно начать курить сигары.
Луи закашлялась сероватым дымом - даже слезы выступили на глазах.

2.

«Не упустите возможность посетить один из лучших винных погребков и попробовать знаменитые вина Турени.» Гласила вывеска, заманивающая незадачливых туристов вкусить напитки, которые тем далеко не по карману. Луиза прошла мимо, не задумываясь, сейчас ей хотелось крепкого венского кофе где-нибудь в непопулярном кафе с музыкой ретро. Такое нашлось не сразу, но то, что она увидела, приоткрыв легкую деревянную дверь маленького заведеньица вдали от центра города – превзошло все ожидания.
Тут пахло кофейными зернами и корицей. Несколько девушек за единственным круглым, обитаемым столиком вели оживленную беседу.
- Бонжур…
Луиза, как и многие парижанки, умела улыбаться всем сразу и никому конкретно.

Маленькая чашечка кофе за сравнительно низкую цену в пару евро. И много удовольствия.
Весна в Париже не всегда была такой сырой. Скорее наоборот. И этот год мог по праву считаться особенным.
На улице порывисто дул ветер. Иногда он срывал шляпы, даже разматывал тонкие шарфики, и тогда до вечера они кружили по мостовой никем не пойманные и не спасенные от капризов и причуд природы. Так бывало редко. В основном потому что Париж давно стал домом, если так можно выразиться, многим бездомным. А те не гнушались подбирать все мало-мальски ценное с улиц и служили в каком-то роде санитарами столицы.
Если вы думаете, что и к этому можно привыкнуть, то нет… Вряд ли. Бесконечная толкотня афроамериканцев с вязками блестящих и вездесущих Тур Эфель…
Вот как раз один похожий на продавца сувениров случайно и неожиданно нарисовался за столиком Луизы.
Женщина лениво склонила голову на бок, давая понять, что не отказалась бы от еще одной чашечки горячего кофе. Незнакомец понял без слов, сам того не замечая, ввязываясь в немую игру, в которой Луиза была вне всяких сравнений.
Венский кофе с долькой зеленого яблока на шпажке.
- Бонжур…
Как заклинание вымолвила Луи, протягивая молодому человеку ладонь для рукопожатия.
В традициях лучших романов незнакомец коснулся белой кожи дамы своими чересчур пухлыми губами шоколадного цвета и ответил все так же, на чистом французском: «Бонжур, мадам». Она, конечно, поправила его, сказав: «мадемуазель».
Впрочем, он не увидел ее обручального кольца. Так что этот момент скорее служил плацдармом для дальнейшего разговора. Луиза не могла не похвалить этого разумного месье.
Вскоре она узнала о нем много, если не все, не отвечая в свою очередь откровенностью на откровенность. Анатоль перестал походить на продавца сувениров, когда выяснилось, что он студент Сорбонны. Студент… Ему едва исполнилось двадцать один.

3.

Они бродили Парижскими улицами до позднего вечера, кутая подбородки в шарфы, пряча руки в карманах. Иногда холод заставлял их жаться друг к дружке. Иногда между ними пробегали сквозняки подворотен. Всё это время, говоря не о чем и обо всем одновременно, Луиза умудрялась мыслить здраво. Да, Анатоль теперь виделся ей в другом свете… В свете бронзовых светильников моста Александра III-го. И эти символы Сены и Невы на пилонах у входа на мост… Он был самым скучным из ее кавалеров. Говорил много – делал мало. Теперь, когда Луи решительно ждала его поцелуя, Анатоль медлил.
Ночной Париж потрясающ в своем неумолимом сиянии. Тут и витрины дорогих бутиков и мерцающая Тур Эфель, бесконечные фонари и вывески. Свет в окнах и даже крошечные огоньки, коими увешаны деревья на подступах к речному порту. Невыносимое разнообразие, поражающее непривычный глаз.
Ветер немного утих и старушка француженка – Сена, перестала волноваться своими темными водами. Множество поэтов, воспевающих, ее в своих стихотворениях, смотрели сквозь пальцы, видимо… Настоящая река была страшной. Мутное ее течение заставляло поежится от первобытного страха перед неизведанным.
Решили устроить прогулку по Сене на небольшом речном катере. Мушке.
Купили билет и устроились на открытой палубе. Да, она обдувалась ветром с трех сторон и было очень холодно… Но, возможный, грипп казался оправданным. Только здесь. На этом самом месте, Париж охотно раскрывал свои карты. Козырей было не сосчитать. Основным Луи виделся Нотрдам де Пари. И она, очарованная собором, не заметила как Анатоль сжал ее ладонь в своей.
Послышался крик. Мало похож он был на человеческий. И могло показаться даже, что откуда-то с неба. Женщина подняла голову… Конечно, это всего лишь пьяница на мосту. Пришлось наклониться, упершись животом в перила. Иначе совсем не было видно. Сзади кто-то толкал толпу катающихся. Анатоль заметил, что это любопытные парижане высыпали на наружную палубу. Луиза не придала значения его словам, она, не мигая, следила за человеком, повесившимся чуть слева от центра моста. Раньше молодой женщине не приходилось видеть таких картин. Никогда…
По коже прошлась рота мурашек. Сложно сказать наверняка – от холода или от страха.
В самый разгар представления у человека, совершившего такое страшное и неслыханное действо, отвязалась веревка. Словно тюк соломы он с шумным плеском упал в воду. Никто и не подумал прыгать следом.
Катер неожиданно всхлипнул гудком. Дернулся вперед. Назад и на мгновение застыл.
Этого хватило, что бы гроздь свесившихся с борта людей полетела в неприветливые стылые воды парижской реки.
Луиза не успела вскрикнуть, когда на нее вдруг навалилась тяжесть в виде нескольких человек. Детский страх, быть погруженной в Сену, натянулся внутри струной. Задрожал и лопнул. В момент, когда тело почувствовало колючую пелену вод – сознание покинуло его. И стало абсолютно темно.

4.

Он стоял в желтоватой воде, двумя пальцами пощипывая кусочек французской булки.
У него не было крыльев, что бы взметнуться в небо и поправить «пух» во-о-он тому белому облаку, нависшему над каналом.
Очень жаль… Потому что сие округлое создание могло бы стать колодцем кристально-чистого вдохновения, но, увы, не с этим уродливым отростком справа… - Портит всё эстетическое удовольствие от созерцания прекрасного!
Мальчик, как и целая гроздь его предков, начиная с века 15-го, был эстетом. И никогда не жалел о том, что у него не было крыльев.

Вода в канале почти прозрачна. Рыбки с темными спинками и красными хвостами, похожими на перья стрелы, щиплют ноги. Они не ручные, но с удовольствием подбирают размокшие крохи хлеба с застывшей ладони. Пока – это все его питомцы. Он не научился еще давать людям то, чего они ожидают, но само сознание «он обязательно должен научиться» – его не покидало. Впрочем, никаких неприятных ощущений и порывов это в нем не будило.

В часы после обеда, когда маман придавалась праздным разговорам, он всегда старался представить себя стоящим по колено в воде, где-то в лесу, вне стен дворца и вне стен города тоже. Юный еще, он давно понял, что Париж его свергнет, если дать ему волю. А воля… Воли и у него-то не было.
Вчера эти приятные размышления прервали мушкетеры покойного короля, его верные поданные.. Мушкетеры привели кардиналу странную женщину, пойманную часовыми дворца. Она, кажется, искупалась в реке, прежде чем поспешить на аудиенцию к нему. К Молодому Людовику, сыну короля Луи Справедливого. Кардинал Мазарини, фаворит королевы Анны Австрийской, его дражайшей маман, неприятный субъект поспешил упрятать бедняжку в Бастилию. Так сказать – от греха подальше.
Губы ребенка вздрогнули.
Людовик щелкнул пальцами и нахмурился.